Три девушки в ярости  - Изабель Пандазопулос

Она нашла. Я с ним встретился. Тебе он не понравится. Ему 37 лет, он некрасив, пожалуй, полноват, всё время немного потеет. Но очень богатый. Очень. Кажется любезным. И образованным. Несомненно, немного зануда. С политической точки зрения — скорее умеренный. В Гражданскую его семья немало настрадалась. Ещё он согласен позаботиться и о маме. И готов заключить брачный контракт в письменном виде.

Он часто бывает в Афинах (путешествует по делам, занимается коммерцией, он управляющий отелями на островах). Я сказал ему, что ты ничего не знаешь о моих хлопотах. Он улыбнулся. Он уже тебя любит. Умоляю тебя: прежде чем отказывать, встреться с ним.

Мама взвыла, когда я сказал ей об этом. А потом она получила твоё письмо. Она тоже знает, что я хочу уехать на Кубу. Нам нужно найти способ завоевать немного свободы. Подумай.

Жду твоего ответа. Пожалуйста, не задерживайся с ним.

Пломари,

25 января 1967

Дорогая моя девочка, κούκλα μου[13], не знаю, хорошо ли ты решила. Умоляю тебя, подумай ещё немного. В нашем положении нет хорошего выхода. Возможен только один-единственный — позволяющий избежать худшего.

Я-то всегда поступала, как ты. Для нас самым важным было не отрекаться — и я горжусь, что пошла до конца. Я ни о чём не жалею. Но тебе я не желаю такой жизни, полной и страха, и голода, и лишений; да ведь ты сама знаешь, как кончил твой отец. Чтобы быть свободным, надо платить дорогую цену. Теперь я знаю: всегда нужно быть изворотливее всех, кто тебя окружает.

Оглянись же. Взгляни, кто правит, кто обучает, кто надзирает, кто судит и кто лечит. Посмотри, кто пишет, кто рисует и кто сочиняет музыку, кто строит дома и кто их придумывает. Кто летает на самолётах, плавает на кораблях, рулит на автодорогах… А мы, женщины, только служим им украшением и набиваем им брюхо, ублажаем их и рожаем им детей. Так испокон веков заведено во всех обществах этого мира. Мы у них на службе. И ты веришь, что обладаешь силой, чтоб отвоевать себе место в таком мире, лишь потому, что ты исключительно умна и красива? Если ты веришь в это, дочь моя, я говорю тебе: ты ошибаешься. Не забывай уроков, преподанных тебе грязной водой, стекавшей с половой тряпки!

Ну хотя бы встреться с ним, с этим мужчиной. Он вдовец, уже разочарован в жизни, он будет совсем не таким высокомерным, как любой, кто помоложе, а кроме того, если у него нет детей от первого брака, это добрый знак, а вдруг он не может их иметь или просто не хочет. У тебя будет время подумать об этом, когда ты получишь диплом и овладеешь ремеслом, которое сама и выберешь. Твой отец пришёл бы от моих слов в ярость. Но он и понятия не имеет о том, что значит быть женщиной в сегодняшней Греции.

Не забывай, что тебе всегда нужно быть сильнее их. Пожалуйста, Клеомена, выбирай с умом!

Берлин,

20 января 67

Я сомневалась, Сюзанна, вскрывать ли мне твоё письмо-воспоминание… Просто сунула его под подушку. Каждый вечер дотрагивалась до конверта. И решила прочесть. Случилось то, что происходит каждый раз, когда мне что-то рассказывают из моей прежней жизни. Смесь хорошо знакомого со странным, чужим. Это моя память — и не моя. Это не принадлежит мне. Я по-прежнему, как всегда, лицом к лицу с чёрной дырой.

И всё же с тех самых пор, с твоего письма, я не перестаю видеть сны. Каждую ночь. И все эти ночи мне снятся дома. Я хожу из комнаты в комнату. Они просторны, но пусты. Тёмные, несмотря на огромные окна с пола до потолка. Свет приходит извне. Изнутри — никогда.

На следующую ночь я вижу себя в несуразной квартире. Я знаю её малейшие закоулки. Слишком маленькая. В ней полно всего. Книги, одежда, маленькие бархатные кресла и лампы с мягким светом. Здесь я как дома. От меня требуют, чтоб я ушла. Я хочу здесь бывать. Потолок слишком низкий. Это тревожит меня.

А потом ещё я иногда в большой комнате, пол там выложен голубой и бежевой плиткой. Комната выходит прямо на улицу. Очень шумно. С криками проходят какие-то люди. Слышны клаксоны автомашин. Я лежу в кровати. Вижу чью-то спину, склонившуюся над письменным столом. Я слежу за ней. Знаю, что фигура сейчас выпрямится. Но она не выпрямляется. И от этого её спина трясётся от смеха.

Я видела эту фигуру много раз. Может быть, это она и есть? Моя сестра Лотта? А ты как думаешь? Что, если мой сон и есть воспоминание о последнем дне её жизни?

Мне кажется, так и есть. Я узнаю эти квадратики пола, я уверена, что ими была выложена большая гостиная в квартире на Бернауэрштрассе. Не осмеливаюсь спросить папу. Боюсь его ответа. Если это не мой дом — быть может, я больше никогда не поверю тому, о чём мне рассказывают сны. А если это мой дом, папа и дальше будет думать, что я скрываю от него то, что знаю.

Эти образы, приходящие ко мне ночью, — нити, протянутые над невидимым. Я запрещаю себе шуметь во время этих ощущений. Ни слов. Ни звуков. Ни слишком резких движений. Быть столь же незаметной, как воздух, который поддерживает бабочку, чтобы она могла летать. Только так я могу почувствовать, что сестра моя где-то недалеко, что она в каком-то смысле навещает меня.

Спасибо, Сюзанна. Спасибо, что ты так внимательна. Ты сделала мне драгоценный подарок.

Твоя подруга навсегда,

Париж,

1 февраля 67

Магда!

Я уверена, что эти квадратики с голубыми и бежевыми завитками были в том доме! Мне достаточно было просто прочесть твоё письмо, и они тут же воскресли в моей памяти. Могу даже нарисовать…

Позволю себе дать совет. Думаю, тебе стоит спросить своего отца. Дядя Карл показался мне совсем не таким грубым, как тогда. Во всяком случае, он любит тебя и он здесь ради тебя. Так доверься ему!

Случившееся со мной так незначительно, что я не знаю, стоит ли тебе рассказывать. Но раз уж ты настаиваешь… Нет, ну неправда же!!! Я просто сгораю от желания поговорить с тобой об этом. А если ты мне запретишь — думаю, удовольствие от того, что я это пережила, стало бы в тысячу раз меньше!

Ладно! Итак, в прошлую субботу со мной произошло забавное приключение!!! Забавное? Да! Странное! Смешное! Нежданное! Волнующее!